АНДРЕЙ КОВАЛЕВ: «ЗВЕЗДА ВО ЛБУ»
У каждого организма, как известно, есть правая часть, есть левая. Правые половины склоняют целое к устойчивости и равновесию. А левые — напротив, к движению и революциям. Но у нас крыша стабильно едет куда-то не туда, «левые» требуют немедленного революционного возврата к старым временам, когда все было хорошо. А «правые» хотят, в сущности, того же. Но консервативно настаивают на сохранении статус-кво. Срочно всех к психоаналитику. Или травматологу. Хотя было бы интересно, если бы пылкие контрреволюционерки Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова пригласили на свое ток-шоу пламенного певца революционного консерватизма Александра Дугина. Только, боюсь, разговора не получится, реактивным парашизофреникам не о чем будет говорить с активистом шизопараноиком. Кроме того, доблестные защитницы бастионов либерализма, кажется, не читали «Анти-Эдипа» Жиля Делеза, где сказано, что власть параноидальна, а революционность шизофренична — и жить друг без друга они уж не могут. А Дугин Делеза, несомненно, читал, даже публиковал переводы французского левака в своих ультраконсервативных «Элементах». Это понятно — согласно тому же Делезу, если шизофреник в состоянии осознать свое безумие, то параноику такая операция недоступна.
Я понимаю, что тысячу раз прав Славой Жижек, который считает, что шизоанализ, боевое оружие авангарда революций 1968 года, давно устарел и посткапитализм уже не является эдипальным обществом. Хотя у нас-то капитализм все еще страдает юношескими прыщами и ювенильными перверсиями, а посему дорогие моему сердцу россияне очень даже эдипальные создания. Но больше всего меня интересуют реакции на разорванное подсознание в среде свершившихся шизофреников, то есть художников. Причина простая — Делеза с Джеймисоном весь прошлый век печатали и обсуждали в «Художественном журнале», а пассажи Славоя Жижека о прелестях ленинизма ХЖ публиковал задолго то того, как то же самое стал делать окончательно оправолевевший Александр Иванов в своем Ad Marginem.
Но левая часть художественного мозга нации во главе с тов. Осмоловским ушла в кусты и пропагандирует теперь чистый буддизм, то есть нонспектакулярное искусство. Штука, конечно, до крайности забавная — заключается она, по словам Осмоловского, в «уходе как от репрезентации фашизоидного типа деятельности, так и от прямой критики» и выражается в мелком терроризме в трещинах системы визуального подавления. В итоге на художественной сцене фигурирует распухшая правая составляющая, материализующаяся в самых разных обличьях.
Начнем с того, что я только что стал кавалером ордена Нового Правительства. НП — проект очень милого художника Гоши Острецова. Идея такова — Землю захватили инопланетяне, и теперь именно они и устанавливают у нас истинный порядок, борются с коррупцией, наркоманией и транснациональными корпорациями. Для меня, потомственного криптоанархиста, получить орден от НП — это высокая честь. Тем более что мой любимый деятель неорусского барокко Проханов тоже возведен в кавалеры сего ордена — правда заочно.
Прочие новости того же свойства. Всегда оптимистичный московский митек Константин Батынков вдруг впадает в ностальгию по величию утраченной империи. А «Крокин-галерея», в которой был показан его проект, делает какой-то странный вираж на крайне правую полосу художественного хайвея, выставив перед Батынковым певца спецназа Андрея Сибирского из студии им. М.Б.Грекова. Столь веселой шутки, которую провернул Иванов с Прохановым, у Крокина не получилось. Певец Генштаба, тот громоздит вулканы трэша на идеологические Этны, а сотрудник Минобороны и ученик Глазунова даже и рисовать толком не умеет. Попадание в молоко — согласно устаревшему Делезу, бессознательное в параноидальном (то есть реакционном варианте) должно порождать тотальности и репрезентации, в то время как работающая с ними на лапу революционная шизофрения утверждает все больше раздробленные множественности.
Однако запасной полк уже выдвигается на наше поле: снова открылась «Якут-галерея», бывшая некогда столпом того, что Осмоловский именует фашизоидной репрезентацией. Открылась она выставкой Алексея Беляева-Гинтовта «Звезда». Беляев имеет серьезную наклонность пугать отечественную и международную публику своими экзерсисами в духе Лени Рифеншталь. С фотографом Глебом Косоруковым и художником Андреем Молодкиным он разработал проект переноса российской столицы в Новоновосибирск. Получилась очень хорошо разработанная, холодная и страшноватая утопия, воплощающая мечтания помянутого Дугина об абсолютном искусстве и идеальном Государстве. Тем, кто не есть Uebermensch, то есть не герой, не ученый и не воин, тому закрыт вход в это платоническое поселение, расположенное в центре Евразии, поближе к Северному полюсу, прародине истинной расы. Алексей Беляев свою эстетическую концепцию выразил предельно ясно в интервью газете «Завтра»: «Это аристократическое антибуржуазное явление, в котором можно найти сегодня боевые наступательные свойства. Не умиротворенный конформизм, а атакующий героический военный стиль».
Звучит очень красиво, и декларация нового божественного стиля очень похожа на манифесты покойного Тимура Новикова. Но у Беляева все как-то по-московски прямолинейно, в отличие от петербургского лукавства Тимура Великолепного. Интересная деталь — «Новоновосибирск» показывали прогрессивному человечеству в общественных заведениях; для частного пространства, то есть «Якут-галереи», Беляев изготовил несколько более смазанный в идеологическом плане, но зато предельно эстетизированный проект. Пять красных кремлевских звезд в разных проекциях, помещенные в шикарное дизайнерское пространство, выглядят предельно монументально и даже декоративно. По части монументализма и мастерства исполнения гиперимпериалист Беляев далеко переплюнул наших бытовых государственников вроде Церетели, Глазунова и прочих. Фактура госдискурса у нас моментально обрастает какими-то удивительными геморроидальными шишками и полипами.
Возведенная Беляевым декорация, как можно догадаться из очень филозопического пресс-релиза, предназначена исключительно для культурных медитаций. Вавилон, Пятикнижие, масоны, Советская империя — все это выразительно отпечатано пятерней художника-воина (как Беляев-Гинтовт любит себя представлять). По стенам развешаны цитаты из гетевского Фауста, который спрашивает Мефистофеля: «Ты испугался пентаграммы?» А в более глубоком слое видны обращения к Земле и Крови, к Нации и Государству. И прочим высоким ницшеанским субстанциям и понятиям. Сказать прямо, что все это интеллектуальный фашизм, еще ни у кого язык не повернулся. А зря — параноидальная шизофрения порождает самые роскошные постмодернистские хэппенинги, игру в катастрофу до смертного исхода.
Техника для этого нового декларативного монументализма выбрана несколько парадоксальная — «ручная печать», то есть отпечатки руки художника, дактилоскопия вместо авторской подписи на холсте. Кремлевские пентаграммы, изображенные таким экзотическим способом, превращаются в симулякр на тему эссе Бодрийяра «Жесты и подпись» (там речь идет как раз о том, что в современном искусстве одна только подпись и является подлинным объектом искусства). Отпечаток руки художника и позволяет легко внедрить эту красивую и опасную идеологическую манифестацию в сферу товарного фетишизма. Вовсе не случайно Александр Якут последние годы работал в сфере дизайна, оформлял дорогие точки общепита: все в его новой галерее имеет гипертрофированно товарный вид. Поэтому никто и не вспоминает о том, какая опасная штука искусство. Особенно если художник обращается к сильным дискурсам. Но только опасное и красиво. Хотя верно и противоположное: красивое — опасно.
Андрей Ковалев,
«Русский Журнал».
М. КОНОНЕНКО (ЯКУТ): «ТЕКСТ К ВЫСТАВКЕ А. БЕЛЯЕВА-ГИНТОВТА «ЗВЕЗДА»
«Якут-галерея»
февраль 2004
Мефистофель
Я в некотором затруднении.
Мне выйти в сени не дает
Фигура под дверною рамой.
Фауст
Ты испугался пентаграммы?
И.-В. Гете, «Фауст» (пер. Б. Пастернака)
«Товарищ, верь, взойдет Она —
Звезда пленительного счастья…»
А.С. Пушкин, «Во глубине сибирских руд…»
Мистика, как и политика, не располагает прерогативой божественного вдохновения, лежащего в основе подлинного искусства и предоставляющего последнему право неограниченного доступа к интуитивной, аксиоматической, не нуждающейся в доказательствах Истине. Поэтому, говоря об архетипическом статусе пентаграммы, основное внимание стоит обратить, прежде всего, на то, что она, представляя собой правильную геометрическую фигуру, обладающую пятилучевой симметрией, является геометрическим выражением «золотого сечения» — одного из основных законов композиции, исповедуемых академическим искусством.
При этом совершенно очевидно, что, учитывая ее почтенный возраст (первые упоминания о пентаграмме относятся к 3500 г. до н.э. и классифицируют ее как символ верховной государственной власти правителя Месопотамии), избежать исторических реминисценций все же не удастся. Так что, к сведению тех, кто допускает за пентаграммой лишь функцию общепринятого геральдического элемента, используемого примерно четвертью из существующих ныне государств, заметим, что пятиконечная (в масонской трактовке — «пылающая») звезда, вероятно, представляет собой один из самых древних и наиболее значимых сакральных символов человечества. Греки отождествляли ее с буквой «альфа» (это обстоятельство пользуется особой симпатией «вольных каменщиков» ввиду того, что первая буква алфавита, графически отображенная каждым из пяти лучей пентаграммы, напоминает им о «верховном архитекторе»). Иудеи, в свою очередь, рассматривают пентаграмму как символ Пятикнижия.
В христианской (особенно — православной) традиции пентаграмма символизирует пять ран Христа. При императоре Константине она использовалась даже чаще, чем крест. Трактовка пентаграммы как атрибута черной магии относится к гораздо более позднему периоду. В практике темных сект она, как и крест, встречается только в перевернутом виде, представляя собой вторичный по отношению к христианскому и прямо противоположный ему символ.
Обращение Алексея Беляева-Гинтовта к вечному образу пятиконечной звезды, учитывая его статус и репутацию в сегодняшних художественных обстоятельствах, вряд ли может показаться случайным. Он воплощает собой образ художника в его наиболее древней и активной ипостаси воина-созидателя, последовательно отстаивая главенствующую позицию академической традиции в русском современном искусстве. Здесь стоит заметить, что, даже утратив свой статус ключевого геральдического элемента в государственной символике России, пятиконечная звезда, тем не менее, сохранила функции оборонительного знака государства — во-первых, как символ воинской доблести российской армии, во-вторых, как венец кремлевских башен.
Дополнительный смысл происходящему придает то простое обстоятельство, что первым научно признанным рукотворным (в прямом и переносном смысле этого слова) изображением, является отпечаток пятипалой человеческой ладони, возраст которого составляет 40 000 лет. При этом не стоит забывать, что пятилучевая симметрия является отличительным признаком живого организма и никогда не встречается в неживой природе.
Техника «ручной печати», приверженцем которой является Алексей Беляев-Гинтовт отражает, с одной стороны, его артистическую позицию — «личный взгляд» на художественную реальность, дактилоскопия как авторская подпись на холсте, а с другой — замыкает круг исторических скитаний, трактуя пентаграмму как данный нам свыше двуединый символ неизбывной связи духа и материи.
Майя Кононенко
АНДРЕЙ КОВАЛЕВ: «ЗВЕЗДА ВО ЛБУ»
У каждого организма, как известно, есть правая часть, есть левая. Правые половины склоняют целое к устойчивости и равновесию. А левые — напротив, к движению и революциям. Но у нас крыша стабильно едет куда-то не туда, «левые» требуют немедленного революционного возврата к старым временам, когда все было хорошо. А «правые» хотят, в сущности, того же. Но консервативно настаивают на сохранении статус-кво. Срочно всех к психоаналитику. Или травматологу. Хотя было бы интересно, если бы пылкие контрреволюционерки Татьяна Толстая и Авдотья Смирнова пригласили на свое ток-шоу пламенного певца революционного консерватизма Александра Дугина. Только, боюсь, разговора не получится, реактивным парашизофреникам не о чем будет говорить с активистом шизопараноиком. Кроме того, доблестные защитницы бастионов либерализма, кажется, не читали «Анти-Эдипа» Жиля Делеза, где сказано, что власть параноидальна, а революционность шизофренична — и жить друг без друга они уж не могут. А Дугин Делеза, несомненно, читал, даже публиковал переводы французского левака в своих ультраконсервативных «Элементах». Это понятно — согласно тому же Делезу, если шизофреник в состоянии осознать свое безумие, то параноику такая операция недоступна.
Я понимаю, что тысячу раз прав Славой Жижек, который считает, что шизоанализ, боевое оружие авангарда революций 1968 года, давно устарел и посткапитализм уже не является эдипальным обществом. Хотя у нас-то капитализм все еще страдает юношескими прыщами и ювенильными перверсиями, а посему дорогие моему сердцу россияне очень даже эдипальные создания. Но больше всего меня интересуют реакции на разорванное подсознание в среде свершившихся шизофреников, то есть художников. Причина простая — Делеза с Джеймисоном весь прошлый век печатали и обсуждали в «Художественном журнале», а пассажи Славоя Жижека о прелестях ленинизма ХЖ публиковал задолго то того, как то же самое стал делать окончательно оправолевевший Александр Иванов в своем Ad Marginem.
Но левая часть художественного мозга нации во главе с тов. Осмоловским ушла в кусты и пропагандирует теперь чистый буддизм, то есть нонспектакулярное искусство. Штука, конечно, до крайности забавная — заключается она, по словам Осмоловского, в «уходе как от репрезентации фашизоидного типа деятельности, так и от прямой критики» и выражается в мелком терроризме в трещинах системы визуального подавления. В итоге на художественной сцене фигурирует распухшая правая составляющая, материализующаяся в самых разных обличьях.
Начнем с того, что я только что стал кавалером ордена Нового Правительства. НП — проект очень милого художника Гоши Острецова. Идея такова — Землю захватили инопланетяне, и теперь именно они и устанавливают у нас истинный порядок, борются с коррупцией, наркоманией и транснациональными корпорациями. Для меня, потомственного криптоанархиста, получить орден от НП — это высокая честь. Тем более что мой любимый деятель неорусского барокко Проханов тоже возведен в кавалеры сего ордена — правда заочно.
Прочие новости того же свойства. Всегда оптимистичный московский митек Константин Батынков вдруг впадает в ностальгию по величию утраченной империи. А «Крокин-галерея», в которой был показан его проект, делает какой-то странный вираж на крайне правую полосу художественного хайвея, выставив перед Батынковым певца спецназа Андрея Сибирского из студии им. М.Б.Грекова. Столь веселой шутки, которую провернул Иванов с Прохановым, у Крокина не получилось. Певец Генштаба, тот громоздит вулканы трэша на идеологические Этны, а сотрудник Минобороны и ученик Глазунова даже и рисовать толком не умеет. Попадание в молоко — согласно устаревшему Делезу, бессознательное в параноидальном (то есть реакционном варианте) должно порождать тотальности и репрезентации, в то время как работающая с ними на лапу революционная шизофрения утверждает все больше раздробленные множественности.
Однако запасной полк уже выдвигается на наше поле: снова открылась «Якут-галерея», бывшая некогда столпом того, что Осмоловский именует фашизоидной репрезентацией. Открылась она выставкой Алексея Беляева-Гинтовта «Звезда». Беляев имеет серьезную наклонность пугать отечественную и международную публику своими экзерсисами в духе Лени Рифеншталь. С фотографом Глебом Косоруковым и художником Андреем Молодкиным он разработал проект переноса российской столицы в Новоновосибирск. Получилась очень хорошо разработанная, холодная и страшноватая утопия, воплощающая мечтания помянутого Дугина об абсолютном искусстве и идеальном Государстве. Тем, кто не есть Uebermensch, то есть не герой, не ученый и не воин, тому закрыт вход в это платоническое поселение, расположенное в центре Евразии, поближе к Северному полюсу, прародине истинной расы. Алексей Беляев свою эстетическую концепцию выразил предельно ясно в интервью газете «Завтра»: «Это аристократическое антибуржуазное явление, в котором можно найти сегодня боевые наступательные свойства. Не умиротворенный конформизм, а атакующий героический военный стиль».
Звучит очень красиво, и декларация нового божественного стиля очень похожа на манифесты покойного Тимура Новикова. Но у Беляева все как-то по-московски прямолинейно, в отличие от петербургского лукавства Тимура Великолепного. Интересная деталь — «Новоновосибирск» показывали прогрессивному человечеству в общественных заведениях; для частного пространства, то есть «Якут-галереи», Беляев изготовил несколько более смазанный в идеологическом плане, но зато предельно эстетизированный проект. Пять красных кремлевских звезд в разных проекциях, помещенные в шикарное дизайнерское пространство, выглядят предельно монументально и даже декоративно. По части монументализма и мастерства исполнения гиперимпериалист Беляев далеко переплюнул наших бытовых государственников вроде Церетели, Глазунова и прочих. Фактура госдискурса у нас моментально обрастает какими-то удивительными геморроидальными шишками и полипами.
Возведенная Беляевым декорация, как можно догадаться из очень филозопического пресс-релиза, предназначена исключительно для культурных медитаций. Вавилон, Пятикнижие, масоны, Советская империя — все это выразительно отпечатано пятерней художника-воина (как Беляев-Гинтовт любит себя представлять). По стенам развешаны цитаты из гетевского Фауста, который спрашивает Мефистофеля: «Ты испугался пентаграммы?» А в более глубоком слое видны обращения к Земле и Крови, к Нации и Государству. И прочим высоким ницшеанским субстанциям и понятиям. Сказать прямо, что все это интеллектуальный фашизм, еще ни у кого язык не повернулся. А зря — параноидальная шизофрения порождает самые роскошные постмодернистские хэппенинги, игру в катастрофу до смертного исхода.
Техника для этого нового декларативного монументализма выбрана несколько парадоксальная — «ручная печать», то есть отпечатки руки художника, дактилоскопия вместо авторской подписи на холсте. Кремлевские пентаграммы, изображенные таким экзотическим способом, превращаются в симулякр на тему эссе Бодрийяра «Жесты и подпись» (там речь идет как раз о том, что в современном искусстве одна только подпись и является подлинным объектом искусства). Отпечаток руки художника и позволяет легко внедрить эту красивую и опасную идеологическую манифестацию в сферу товарного фетишизма. Вовсе не случайно Александр Якут последние годы работал в сфере дизайна, оформлял дорогие точки общепита: все в его новой галерее имеет гипертрофированно товарный вид. Поэтому никто и не вспоминает о том, какая опасная штука искусство. Особенно если художник обращается к сильным дискурсам. Но только опасное и красиво. Хотя верно и противоположное: красивое — опасно.
Андрей Ковалев,
«Русский Журнал».
М. КОНОНЕНКО (ЯКУТ): «ТЕКСТ К ВЫСТАВКЕ А. БЕЛЯЕВА-ГИНТОВТА «ЗВЕЗДА»
«Якут-галерея»
февраль 2004
Мефистофель
Я в некотором затруднении.
Мне выйти в сени не дает
Фигура под дверною рамой.
Фауст
Ты испугался пентаграммы?
И.-В. Гете, «Фауст» (пер. Б. Пастернака)
«Товарищ, верь, взойдет Она —
Звезда пленительного счастья…»
А.С. Пушкин, «Во глубине сибирских руд…»
Мистика, как и политика, не располагает прерогативой божественного вдохновения, лежащего в основе подлинного искусства и предоставляющего последнему право неограниченного доступа к интуитивной, аксиоматической, не нуждающейся в доказательствах Истине. Поэтому, говоря об архетипическом статусе пентаграммы, основное внимание стоит обратить, прежде всего, на то, что она, представляя собой правильную геометрическую фигуру, обладающую пятилучевой симметрией, является геометрическим выражением «золотого сечения» — одного из основных законов композиции, исповедуемых академическим искусством.
При этом совершенно очевидно, что, учитывая ее почтенный возраст (первые упоминания о пентаграмме относятся к 3500 г. до н.э. и классифицируют ее как символ верховной государственной власти правителя Месопотамии), избежать исторических реминисценций все же не удастся. Так что, к сведению тех, кто допускает за пентаграммой лишь функцию общепринятого геральдического элемента, используемого примерно четвертью из существующих ныне государств, заметим, что пятиконечная (в масонской трактовке — «пылающая») звезда, вероятно, представляет собой один из самых древних и наиболее значимых сакральных символов человечества. Греки отождествляли ее с буквой «альфа» (это обстоятельство пользуется особой симпатией «вольных каменщиков» ввиду того, что первая буква алфавита, графически отображенная каждым из пяти лучей пентаграммы, напоминает им о «верховном архитекторе»). Иудеи, в свою очередь, рассматривают пентаграмму как символ Пятикнижия.
В христианской (особенно — православной) традиции пентаграмма символизирует пять ран Христа. При императоре Константине она использовалась даже чаще, чем крест. Трактовка пентаграммы как атрибута черной магии относится к гораздо более позднему периоду. В практике темных сект она, как и крест, встречается только в перевернутом виде, представляя собой вторичный по отношению к христианскому и прямо противоположный ему символ.
Обращение Алексея Беляева-Гинтовта к вечному образу пятиконечной звезды, учитывая его статус и репутацию в сегодняшних художественных обстоятельствах, вряд ли может показаться случайным. Он воплощает собой образ художника в его наиболее древней и активной ипостаси воина-созидателя, последовательно отстаивая главенствующую позицию академической традиции в русском современном искусстве. Здесь стоит заметить, что, даже утратив свой статус ключевого геральдического элемента в государственной символике России, пятиконечная звезда, тем не менее, сохранила функции оборонительного знака государства — во-первых, как символ воинской доблести российской армии, во-вторых, как венец кремлевских башен.
Дополнительный смысл происходящему придает то простое обстоятельство, что первым научно признанным рукотворным (в прямом и переносном смысле этого слова) изображением, является отпечаток пятипалой человеческой ладони, возраст которого составляет 40 000 лет. При этом не стоит забывать, что пятилучевая симметрия является отличительным признаком живого организма и никогда не встречается в неживой природе.
Техника «ручной печати», приверженцем которой является Алексей Беляев-Гинтовт отражает, с одной стороны, его артистическую позицию — «личный взгляд» на художественную реальность, дактилоскопия как авторская подпись на холсте, а с другой — замыкает круг исторических скитаний, трактуя пентаграмму как данный нам свыше двуединый символ неизбывной связи духа и материи.
Майя Кононенко